О языке винных заметок

Недавно Дженсис Робинсон написала любопытный текст о языке винных заметок для Financial Times. Она приняла участие в ежегодной конференции винных писателей, где среди прочего обсуждали, что язык, который используют для описания вин, «поломался».

Проблема, похоже, восходит уже к 1990-м годам, когда образовательный центр WSET (Wine & Spirit Education Trust), мировой лидер винного образования, разработал стандартизированный подход к дегустации вина, а также достаточно ограниченный словарь, который используют в своей работе выпускники WSET.

За последние десятилетия потребители привыкли к «сухой клубнике», «раковине моллюска», «мокрой/сухой земле», «свежим грибам», «розовым лепесткам» и т.п., в целом поняли, что имеется ввиду, однако этот вокабуляр все еще далек от универсальности. Робинсон, например, отмечает недовольство любителей вина из Азии, чей гастрономический и сенсорный опыт отличается от европейского. Многие из них никогда не встречались с продуктами, чьи ароматы и вкусы используются для описания вин.

Мы со своей стороны видим то же самое в России. Когда Роберт Паркер или Нил Мартин сообщают, что у вина аромат «рождественского пирога» или «пасты Marmite», наш соотечественник остается в недоумении, в то время как носитель британской или американской культуры сразу же понимает, что хотел сказать автор.

Если набор слов для описания ароматов и вкусов можно считать просто неидеальным, то настоящая бездна непонимания разверзается, когда в тексте появляются «expressive» (выразительное?), «precise» (ясное, соответсвующее ожиданиям?), «energetic» (энергичное?), «flabby» (дословно «вялое», а применительно к вину обозначает недостаточную кислотность) и другие подобные эпитеты. Винный эксперт с сотнями тысяч вин в багаже поймет о чем идет речь (но это не точно). Продвинутый любитель вина, быть может, интуитивно почувствует смысл. Остальным нужен словарь этого специфического профессионального жаргона. О судьбе переводчиков всей этой красоты на другие языки лучше просто помолчим. Знаем об этом не понаслышке)

Из текста Робинсон мы с радостью узнали, что и сообщество винных писателей единогласно презирает формулировки «masculine» (мужественное?), «feminine» (женственное?) и «sexy» (сексуальное?). Здесь Робинсон, подозревая, что и сама она не без греха, запустила поиск по 200 тысячам заметок на своем сайте, обнаружила десятки «masculines», «feminines», «sexys» и признала, что ни один винный критик не свободен от влияния собственного опыта.

Она сообщает: «Я написала 100 тысяч дегустационных заметок и уверена, что приличная их часть просто непроходимо занудны. Я уверена, что читать о личном отношении и индивидуальной реакции человека на конкретное вино гораздо интереснее, чем изучать длинный список ароматов и вкусов. Я не могу представить себе человека, который, вставая утром с кровати, думает: «А не подыскать ли мне на вечер бутылочку вина со вкусом клубники, йода и влажной земли?» Причем каждый из этих ароматов каждый из нас чувствует по-своему. Важнее предупредить потребителя, например, о том, что это вино слишком кислотное, взрослое, крепкое, сладкое и т.п. И, если возможно, рассказать историю своего взаимодействия с этим вином. Вряд ли WSET добавит это в свои рекомендации, но мне нравится, когда вино вдруг заставляет меня относиться к нему как к личности, «очеловечивать» его. Да, это может ввести в заблуждение моих читателей, но, по крайней мере, они его запомнят».

Спасибо, Дженсис Робинсон! Подписываемся под каждым словом и исповедуем ту же религию. Узнать личное мнение и опыт всегда интереснее, чем наблюдать попытку объективности в, пожалуй, единственной сфере, где эта объективность не очень-то и востребована.

Этой простой, но очень эмоциональной картинкой Financial Times иллюстрируют рассуждение Робинсон о языке винных заметок. А с каким чувством вы читаете дегустационные заметки и отзывы критиков? Что вас раздражает в отзывах на вино? Что нравится? Читаете критику перед тем, как открыть бутылку, или сверяете ощущения уже после дегустации? Будем рады любым рассуждениям по теме в комментариях.